Помимо браконьеров в зону проникали и просто мародеры, которые не брезговали домашней утварью и консервацией из оставленных сел.
Тем более, что порядка 19 километров периметра зоны, со стороны Республики Беларусь не имели ограждения.
Милицейских постов и караулов в этом коридоре не было.
Фоновые значения там были настолько высокими, что не было смысла даже направлять туда наряды: люди могли получить предельные дозы облучения за короткий промежуток времени.

Не боялись этого только мародеры.
В дальних селах все время пропадал шифер с крыш, столярка (оконные рамы, дверные проемы), строительные материалы и многое другое.
Поэтому отработка сел нарядами милиции проводилась регулярно.
Каждый раз милиционеры, вооружившись молотками и запасом гвоздей, забивали в оставленных домах окна и двери, а попав в село через месяц-два всю эту работу проделывали заново.

В апреле 1988 года мы получили очередную команду направляться для отработки села Стечанка.
На карте, которую мне вручили, была красная надпись «ОХОТА ЗАПРЕЩЕНА”.
По всей видимости, нас предупреждали, что мы должны заниматься делом, которое нам поручили.
Нам, это мне - командиру второй роты специального батальона милиции, 38 летнему, капитану Наумову и моим шести коллегам.
Молодым 20–24-летним парням, которые, добровольно изъявили желание служить в зоне Чернобыльской АЭС.
Они были мальчишками, большинство из них сразу после демобилизации из Армии, поступили на службу в милицию.

На протяжении целого дня мы забивали окна и двери, оставленных домов, отмечая в большинстве из них следы проникновения мародеров.
Наша работа, казалась бесполезной.
Ведь через белорусский коридор заезжали на территорию Украины не только на телегах, но и на грузовиках.

Все активно боролись с мародерами.
Увы, результаты были минимальными.
Все, что находилось в зоне, имело нулевую стоимость.
Государство каждому эвакуированному компенсировало (материально) потерю имущества, домашнего скота.
Обеспечило всем необходимым.
Поэтому наказание было чисто символическим, людей привлекали к административной ответственности за нарушения пропускного режима зоны.
Вахтовиков, которых задерживали за различные правонарушения - увольняли.
Так, что потеря двойных и тройных окладов, вот, что было существенным наказанием.

Чтобы досадить автомародерам со своими бойцами мы «заминировали” накатанные проселочные дороги, по которым они проникали в глубь зоны.
Закопали бороны, которых в усадьбах было предостаточно. В результате "минирования” в течении месяца смогли задержать четыре группы, получить благодарность и взыскание от командира батальона.
Командир решил проконтролировать, как мы осуществляем отработку сел и организовал негласную проверку.
Я ему докладывал, что "минировал” проселочные дороги, однако не смог предположить, что по одной из них проедет его УАЗ.
Как результат: три пробитых колеса, скандал и выговор.
В том месте, где он попал на "мину” радиостанция молчала, так, что помощи ждать было ниоткуда.
Пришлось пройти более пяти километров, чтобы найти место, где была связь.
Все мероприятия намеченные командиром пришлось отменить.
А места «минирования” нанести на карту и поставить условные знаки для наших нарядов.

День по отработке села завершался.
Мы стояли возле здания сельской школы.
Каменное двухэтажное здание было построено за несколько лет до аварии.
Следы несанкционированного проникновения были повсюду.
Забивать все окна и двери в огромном здании было бесполезно.
Принял решения осмотреть все помещения школы, заблокировать те, в которых могли, находится ценности, а точнее все то, на что могли позарится мародеры.
Внутри здания все покрыто толстым слоем пыли.
Повсюду валялись противогазы, книги, портреты, наглядные пособия.
По следам можно было определить, куда заходили, те, кто нас опередил.
Мое внимания привлек шум на втором этаже здания.
Источником шума был кабинет, на котором была табличка "ВОЕНРУК”.
Зашел. Мои милиционеры стояли среди кабинета, у каждого в руках был автомат «Калашникова”.
На мой вопрос, откуда оружие они дружно ответили «ЗАРНИЦА”.
Взял один из автоматов.
Первое впечатление, держу в руках оружие.
Потом стал понимать, что это, отлично сработанная копия, ко всему прочему магазин автомата был настоящим.
Приказал забить в помещении окна и двери. Однако мои мальчишки не выпускали из рук муляжи.
«Командир, давайте парочку возьмем, посмотрите они как настоящие», – предложили ребята.
Попросил милиционера с прибором радиационной разведки (ДП-5-А) проверить помещение и все находящиеся в нем.
Он выбрал четыре наиболее чистых автомата.

Потом принесли доски, фанеру и основательно заколотили кабинет, понимая, что в скором времени его взломают снова.
Пора было возвращаться в расположение роты, писать рапорт, чистить Фому и отмывать радиоактивную грязь.
Выезжая из села нас остановил дед Михей, который так и не выезжал, ни на день из родной хаты.
Во время эвакуации и подворных обходов прятался в погребе, а точнее в тайнике. В тайнике, в котором много лет назад прятались партизаны, он хранил, на всякий случай, всяческие аварийные, запасы.
Не смотря на свой преклонный возраст, а ему было далеко за 80, он вел натуральное хозяйство и убеждал всех, что все разговоры о радиации это вранье.

Вот он и сообщил нам, что мимо села проехало несколько УАЗов с киевскими номерами, показал направления и предупредил, что люди в машинах вооружены охотничьими ружьями.
Автомобильная радиостанция работала только на прием.
На наше сообщение дежурный по отделу милиции в Чернобыле отвечал, что нас не слышит.
Так, что работали без страховки, считай в одиночку.

Проезжая, лесной дорогой, заметили на опушке две машины и расположившихся у костра людей.
Дед не ошибся - все были с охотничьими ружьями.
Пришлось повернуть в их сторону.
Понимал, что могу нарваться на неприятности, если не больше.
Ведь оружие было только у меня.
Выйдя с машины поздоровался, представился и направился к сидящим.

Не успел сделать и шага, как услышал окрик: «Капитан, стой, там где стоишь!»

Команду подал атлетического сложения мужик в добротной армейской кожаной куртке.
В руках у него было, пятизарядное ружье, такие я видел, только в кино.
Он предупредил меня, что во избежание неприятностей, мне лучше убраться к себе в казарму, иначе можно потерять не только работу, но и погоны.
За 12 лет службы подобных предупреждений выслушал множество.
На них не реагировал и не потому, что был смел, а потому, что мне не нравилось, когда меня пытаются унизить, да еще и при моем личном составе.
У меня от этого начинался, скажем так - приступ служебного рвения.

Предложил охотникам предъявить мне документы удостоверяющие их личность и пропуска по которым они проехали в режимную зону.
Они нагло засмеялись.
Поэтому я им объявил, что вынужден их всех задержать.
На что с их стороны была более весела реакция, а старший из них направил в мою сторону ствол своего ружья и предложил мне выбрать дорогу в сторону казармы и уйти от неприятностей.
Мой пистолет был в кобуре под бушлатом и я даже не пробовал его достать. Отступать я не мог.

Вдруг все изменилось.
Сидящие у костра и их предводитель замолчали.
Они смотрели не на меня, а куда-то в даль.
Повернулся, мои товарищи- милиционеры стояли с двух сторон машины, вооружившись «автоматами”.
Старшина Семенюк, громко, чтобы все слышали, произнес; "Командир отойди с линии огня, они у нас на прицеле”.

Отошел в сторону, принял игру старшины, приказал охотникам положить оружие перед собой, а потом сделать пять шагов назад, в противном случае дам команду открыть огонь на поражение.
Они поверили.
Оружие и изъятые боеприпасы погрузили в свою машину, собрали у всех паспорта и удостоверения.
По одному милиционеру посадили к ним в машины и колонной направились в Чернобыль.
В отделе милиции сдали задержанных, оружие и рапорта.
Разбираться с ними стал дежурный.

Охота в зоне была категорически запрещена, ко всему прочему и охотничий сезон еще не начался, так что привлекали задержанных к ответственности не только за нарушение пропускного режима, но и за браконьерство.
В лесу мы потом нашли убитую косулю.

Когда высокопоставленные браконьеры, узнали что были задержаны милицейским нарядом, который играл в "ЗАРНИЦУ” деревянными автоматами, у одного из них случился сердечный приступ.
Пришлось вызывать «скорую помощь» из Иванкова.
Как оказалось его козырное ружье стоило более 10 тысяч долларов и подлежало конфискации, а наши деревянные автоматы цены не имели.
Я не знаю, что было потом с задержанными.
Думаю, что они отделались минимальным наказанием, но неприятностей по службе у меня не было.
Правда, командир выслушав мой доклад о происшествии, пришел к выводу, что я авантюрист и ко всему прочему рисковал не только своей жизнью, но жизнью подчиненных.
Так, что за этот «подвиг” ни я, ни мои подчиненные наград и благодарностей не получили - хорошо, что не получили взыскания.

Александр Наумов